Военные истории. Моя семья

Со всеми мы были по-настоящему родственны, жили в одном доме. Только Михаил Захарович жил  в деревне.

Все эти люди близки мне неформально, все они дали мне многое для понимания и осознавания жизни и своего существования в ней. Я им бесконечно благодарна за это.

Из военных фотографий моей семьи у меня есть только одна.

На ней Федор Степанович Фадеев, мой дед - справа.

Он преподавал в Кунцевской учебке. Был кадровым военным. Знаем о нем очень мало. Информация была закрыта. Говорят, что  готовил разведгруппы.

Сам о себе после войны даже самым близким ничего не рассказывал. Знаем только, что много раз писал прошение на фронт, но его не отпускали.

Александра Степановна Фадеева - моя бабушка. Правда, так я ее никогда не звала, она очень молодая всегда была, наша Шура. Так ее и звали.  Связистка. До и после войны работала на центральном телеграфе в Москве. Награждена медалью "За боевые заслуги".

Как-то рассказала мне она историю своего спасения.

Ехали они на две машины к месту расположения. Вдруг машина первая остановилась, и показалось Шуре и водителю, что зовут из нее. Шура соскочила с подножки и побежала на зов. Не успела добежать, как  рванула машина - налетел бомбардировщик. Историю эту я рассказываю путано, так как слышала ее в детстве, подробности упущены. Но памятна суть - судьба выжить непреодолима.

На фотографии наша Александра Степановна со своими однополчанами - седая, в белой кофточке - под знаменем полка.

Фадеев Михаил Захарович - родственник из деревни Собакино, ныне Раздольное Михайловского района Рязанской области. Пленен в Голофеево в июле 1942 года. Умер в концлагере Шталаг. В карточке есть даже место захоронения. Немцы очень аккуратны в оформлении документов.

Иван Степанович Фадеев, мой дед  - политрук  901-го стрелкового полка 245-ой стрелковой дивизии, пропавший без вести в октябре 1941 года в Демянском котле. До войны инженер Очаковского кирпичного завода, секретарь партийного комитета завода.

Гать

В котле Демянском, на болотах
Не умолкает вечный бой.
В сырых могилах - в старых дзотах
И крик, и мат, и рёв, и вой.

Бойцы идут вперед по трупам,
И страх при них, и смерть с собой,
И пушек ледяные крупы
Хлебают кровь, глотают гной...

Такая гать - тела людские
Под каждый шаг - солдат,солдат -
Саратовские, Костромские...
Кому отец, кому-то брат.

Трава густа и воды глухи,
Деревьев мрачен сухостой,
Он тянет ветви словно руки -
Неупокой, неупокой.

Замес крови с землею черен,
И ржавый холоден огонь...
Их соки тянет острый корень
Во тьме тяжелой и нагой.

Молюсь, молюсь за неотпетых,
За всех, прошедших этот ад -
Пять лет Великая Победа
Шла по дороге из солдат.

И мой солдат лег безымянно
В болотистом лесном краю...
Где бродят зори неустанно,
Где птицы вещие поют...
 

                   Стелла памяти павших в московском районе Очаково на месте бывшего кирпичного завода.

Маринин Илья Иванович - мой дед, он меня растил до 10 лет, умер. Рядовой, стрелок. Ранен в живот под Сталинградом в 1943 году. Ранение тяжелое, проникающее, осколочное, были задеты внутренние органы. Оперировал сам Вишневский, операция была на то время экспериментальная. Теперь таких делают много, в том числе раковым, выводят маленькую стому. А у деда была дыра на полживота. Таких операций Вишневский провел 18. Все оперируемые умерли в течение трех - пяти лет. Дед дожил до 1968 года. Долгое время с ним переписывались врачи из госпиталя, потом писали маме. Интересовались состоянием здоровья Ильи Ивановича. Всю его жизнь его жена Анна Степановна, моя бабушка его обмывала и бинтовала, когда я была маленькая, я тоже помогала. Это было страшно смотреть, но ко всему привыкаешь. История с дедом -  это история деревенской жизни. Можно представить, как тяжело было бабушке ухаживать за таким больным человеком, не имея проточной воды, да и отопление в доме было печное. Мама моя как то настояла, чтобы дед пошел просить квартиру, все-таки инвалид первой группы ВОВ.

Дед нехотя пошел в Гагаринский исполком Москвы, к которому мы, проживающие тогда в Очаково, относились. Принял его председатель исполкома, да сказал на просьбу, что стыдно, мол, такому здоровому и крепкому телом человеку просить квартиру. Да видно не только это было сказано, так как у деда поднялось давление, и он завалился со стула без сознания. Сквозь бинты на рубашку просочилась кровь. Вызвали медсестру, а та разбинтовала, и вся дедова "мощь" вышла в полной красе. На том дали ему однокомнатную квартиру в Перово, да только он не прожил там ни дня, получил в мае и прожил лето в старом доме,  построенном им уже после войны, а в конце сентября умер.

Старший сын Ильи Ивановича Василий Ильич служил матросом-водолазом на Северном флоте. Говорить не надо, каковы условия в то время для погружающихся в воду. Обогреватель один - спирт. Был он шалопут с детства, может быть именно это ему помогло выжить в таких жестких условиях. Я нашла сведения о нем, что по дороге на фронт матрос Маринин В.И. отстал от поезда. А чего было ждать от 18-летнего шалопута.  Мать его всю жизнь за него очень переживала, хоть и дано было ему вернуться живым и здоровым с фронта.

Младшие дети моей бабушки Анны Степановны и Ильи Ивановича, Анатолий и Петр, в военное время пошли  на завод. На заводе им. Хруничева так и проработал всю свою жизнь Петр Ильич Маринин, мой дядя.

Был еще один человек в нашей семье, которого я очень хочу вспомнить. Это Николай Степанович Фадеев, родной брат моей бабушки. Воевать ему не пришлось, так как он попал под бронь от Очаковского завода. И попал он под бронь не просто так, а за уникальный слух. Он на слух определял дефекты кирпичных печей завода, служил наладчиком этих печей. А домашняя дразнилка у него была Глухой, так как задумывался он частенько, и дозваться в этот момент его было нельзя. Теперь это моя черта. Надеюсь, что слух тоже:)

А на этой фотографии моя мама Нина Ильинична и ее тетя Александра Степановна.

 

Лариса Прашкивская-Фелисион