Наталия Лебина. Пассажиры колбасного поезда

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет новое издание книги Наталии Лебиной «Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города: 1917–1991».

Книга известного историка Наталии Лебиной состоит из исследований-этюдов, на микро- и макроуровне описывающих все стороны повседневности советского горожанина: от питания до развлечений, от выбора одежды до интимной жизни, от заключения брака до похоронных обрядов. Лейтмотив книги — специфическое развитие общецивилизационного процесса модернизации в советских условиях. Лебина пишет не только как исследователь, но и как свидетель эпохи: эпизоды из истории ее семьи выступают как примеры типичных ситуаций, в которые попадали советские обыватели.

Предлагаем прочитать отрывок из главы, посвященной бытовым электроприборам.

Известно, что и в середине 1950-х годов обустройство домашнего быта даже в крупных городах СССР не соответствовало стандартам, по которым, например, уже жил обыватель в США. В знаковой для многих советских людей книге «Триста полезных советов» (1957) в разделе «Домашнее хозяйство» электроприборы, конечно, упоминались, но это были по-прежнему электроплитки, чайники, утюги. Новшеством казался кипятильник. Отсутствие в быту стиральных машин, пылесосов, полотеров, холодильников сокращало объем досуга. Новому руководству страны предстояло внедрить в повседневную жизнь достижения техники и электроники.

В больших городах серьезную проблему представляла стирка, занимавшая значительную часть свободного времени. Стирать белье в квартирах согласно правилам проживания запрещалось, так как это разрушало жилой фонд. При каждом доме еще в 1930-е годы предполагалось организовать некие общие помещения для стирки. Однако пользоваться ими можно было в строго определенное время. Я хорошо помню прачечную в Доме академиков, где я прожила всё детство и юность. Располагалась она над индивидуальной котельной, которая отапливала квартиры. Стирали в «спецпомещении» в основном домработницы: в 1950-х годах их присутствие в семьях считалось бытовой нормой. Однако демократизация стилистики жизни в годы оттепели практически уничтожила институт домашней прислуги. Для многих горожан выходом из сложившейся ситуации стали фабрики-прачечные. Правда, развивалась эта услуга очень неспешно: мама почти пять лет возила белье на трамвае в другой район Ленинграда. Лишь к 1965 году в городе начали работать 25 фабрик-прачечных и свыше 200 пунктов приема белья. Их услугами пользовалось почти полтора миллиона заказчиков.

На рубеже 1950–1960-х годов благодаря развитию отечественного производства маленьких электромоторов у горожан появилась возможность приобретать стиральные машины, ранее в советской жизни неизвестные. На ХХ съезде КПСС в 1956 году было решено за пять лет увеличить выпуск стиральных машин на 608 %. Но и в 1957 году создатели первой советской книги по ведению домашнего хозяйства — «Домоводство» — давали советы по отбеливанию, крахмалению и глаженью белья лишь ручным способом. А в 1959 году в книге «Краткая энциклопедия домашнего хозяйства» уже нашлось место для обширной статьи о стиральных электрических машинах как насущно необходимом предмете домашнего обихода. Правда, в жизни новшества внедрялись с трудом; достигнуть резкого роста производства стиральных машин не удалось. В Ленинграде в 1955 году было выпущено 10 300, а в 1960 году — 35 000 электрических приборов для стирки в домашних условиях. Хотя это составляло почти 350-процентный прирост в относительных показателях, но было недостаточно в реальных. Первые советские «стиралки» делились на две категории: с электронагревателем и без него. Вторая стоила значительно дешевле и потребляла гораздо меньше электроэнергии.

Неудивительно, что люди предпочитали второй вариант. Мой муж вспоминал, что его отец, в конце 1950-х годов хорошо обеспеченный геодезист, часто выезжавший в длительные экспедиции начальником партии, приобрел для семьи «стиралку», но без нагревателя. Такую же машинку в конце 1960-х годов купили мои бабушка и дедушка. У них, уже пенсионеров, был специальный день, отведенный для стирки. Забавно, что, как все люди, чья молодость пришлась на 1920-е годы, они по-прежнему с опаской относились к электричеству. Стиркой (включавшей ручную заливку горячей воды, ручной слив, ручной отжим) занимались в обуви на резиновой подошве и в клеенчатых фартуках. На мою первую свадьбу в 1971 году старшие родственники подарили мне «стиралку» без электронагревателя. Но отношения с ней ни у моих вечно занятых родителей, ни у меня не сложились. Мы по-прежнему пользовались прачечной. И всё же невозможно не признать прорыв в обеспечении горожан электротехникой в 1960-е годы. В 1955 году в СССР произвели 87 000 стиральных машин, в 1965-м — уже 3 430 000. Упрощению стирки помогла и хрущевская политика «химизации народного хозяйства».

В 1961 году XXII съезд КПСС призвал обеспечить «быстрый рост производства предметов народного потребления», в ряду которых была и различная домашняя техника. Действительно, в годы оттепели в домашнем быту горожан появились электроприборы, заметно облегчавшие уборку квартир. По данным обследования большой группы машиностроителей Ленинграда в 1965 году, в зависимости от обеспеченности семьи на 100 человек приходилось от 6 до 20 пылесосов. Их наименования отражали приоритеты эпохи 1960-х: «Вихрь», «Буран», «Комета». Соответствовал им и дизайн.

В 1950–1960-х годах популярностью пользовался электрический полотер. В домах старого фонда паркет в 1960-х годах был у многих, и его следовало натирать мастикой. Физически это было нелегко. Электроприбор действительно серьезно облегчил домашнюю работу, но одновременно уничтожил особую профессию полотера (эти люди натирали пол с помощью щетки и особых движений ногой). У советских домашних агрегатов, работавших на электроэнергии, в 1960-х годах была одна особенность: большинство из них изначально проектировались с расчетом на напряжение 127 вольт. Со временем подаваемую в дома мощность тока увеличили: напряжение в сетях возросло до 220 вольт. Но поменять сразу технику было накладно, так что стиральные машины, пылесосы и полотеры подключали через трансформаторы. Эту практику описал Аркадий Минчковский в повести «Странные взрослые» (1964):

Тоня была одна-одинешенька. От скуки она пробежалась по коридору и тут заметила электрический полотер. <…> Возле полотера стоял еще маленький черный ящичек. Провод от него шел к штепселю. А другой провод от электрополотера надо было включить в свободные дырочки в ящичке. Так — Тоня видела — делал вчера Наливайко (сосед. — Н. Л.). Еще он щелкал рычажком между ручек. Тоня нащупала этот рычажок и щелкнула им. <…> Потом размотала черный провод, протянула его до ящичка и включила. Пол был очень скоро натерт. <…> Она отключила полотер от ящичка и поволокла в кухню. Это было совсем не легко, но она справилась.

Потом еще хотела перетащить и ящичек, но он оказался таким тяжелым, что она решила: можно обойтись без ящичка — и включила провод прямо в штепсель на кухне. Полотер взревел на всю квартиру. Но мотор погудел совсем недолго и вдруг затих. Напрасно Тоня щелкала рычажком вверх и вниз. Напрасно вытаскивала и вставляла в штепсель вилку. Упрямая машина больше не хотела гудеть. И тогда Тоня поняла, что в полотере что-то испортилось.

По мотивам повести Минчковского в 1974 году был снят трогательный и пронзительный кинофильм, где главную «взрослую» роль сыграл Лев Дуров. Мы тоже долго пользовались трансформатором, натирая полы, но это не мешало приобщаться к новым практикам быта. Ведь наличие в доме техники становилось не только необходимостью, но и показателем современности и обеспеченности. Еще лучше это видно на примере холодильников.

Сохранение продуктов в домашних условиях составляло проблему даже в середине ХХ века. Особенно страдали горожане, не имевшие привычных для сельских жителей погребов. Замораживающих установок не существовало и на предприятиях пищевой промышленности. Первый завод по производству сухого льда заработал в СССР лишь в 1933 году. К концу второй пятилетки в системе Наркомата пищевой промышленности функционировало всего 207 холодильников с машинным охлаждением. При этом вначале их использовали лишь для сохранения мяса, рыбы и масла. Только в самом конце 1930-х годов в крупных холодильных установках стали держать фрукты, сыры, некоторые виды овощей. Бытовые, домашние холодильники считались до Великой Отечественной войны роскошью, доступной лишь представителям высшей номенклатуры. Неудивительно, что при обыске у главы НКВД Генриха Ягоды в 1937 году в ряду «различных заграничных предметов» (домашнего обихода) были обнаружены и электрические ледники (холодильники).

Обычных горожан об этой технике проинформировала, в частности, «Книга о вкусной и здоровой пище», изданная в 1939 году: «В настоящее время наша промышленность приступает к изготовлению небольших электрических холодильных шкафов для домашнего хозяйства». Но в основном в частном пространстве рекомендовалось применение «комнатных ледников с натуральным или искусственным льдом».

Однако советы эти были трудновыполнимыми, а главное, затратными по времени. Хозяйкам приходилось покупать продукты в минимальном количестве, часто посещать магазины, летом готовить обед на один день, опасаясь, что он испортится. Всё это, конечно, сокращало время досуга, в первую очередь женского. Выпуск бытовых отечественных холодильников начался в 1949 году. Но превращению их в привычный атрибут обихода содействовал ХХ съезд КПСС. В 1956 году в очередном пятилетнем плане развития народного хозяйства указывалось, что в 1960 году производство холодильников возрастет на 419 % по сравнению с 1955 годом! И всё же немногие городские семьи имели холодильники. До начала 1960-х в зимнее время горожане скоропортящуюся еду вывешивали в сумках за окна. В «Денискиных рассказах» Виктора Драгунского, события которых происходят в годы оттепели, в числе прочих есть смешная история «Куриный бульон» о кулинарных потугах Дениски и его папы. Рассказ начинается так: «Мама принесла из магазина курицу … повесила ее за окно». Такие методы мы не использовали: бабушка жила на первом этаже, а у родителей в Доме академиков был заоконный «ледник» — деревянный ящик с дырками, закрепленный в нижней части окна. Елена Кумпан, рассказывая о гостеприимном доме питерского литературоведа Тамары Хмельницкой, отмечала: «Между рамами окон Тамара Юрьевна хранила скоропортящиеся продукты. Холодильника у нее долгое время не было. Холодильник был в те времена, во-первых, роскошью, во-вторых — его почти невозможно было достать!» Михаил Герман, который на рубеже 1950–1960-х годов собирался жениться на дочери московских высокопоставленных родителей, вспоминал: «Будущий мой тесть (замначглавка республиканского министерства) … войдя в нашу нищую комнату с сумкой, полной номенклатурных же пайков, спросил: "Где у вас холодильник?" Мама, у которой на лице появилось выражение императрицы перед строем революционных солдат, сказала, что холодильника вовсе нет. Будущий тесть растерялся и воскликнул: "Как можно жить без холодильника!" Он искренне не понимал этого».

В начале 1960-х холодильники всё же появились в домах горожан. «Краткая энциклопедия домашнего хозяйства» (1959 г.) рассказывала о функционирующих в быту компрессионных холодильниках («ЗИЛ», «Саратов», «Днепр»», «Ока») и абсорбционном «Севере», возможно, чуть позднее эволюционировавшем в «Ленинград». Одновременно в советском быту выстраивалась своеобразная мода на те или иные марки домашних рефрижераторов. Самым престижным, большим по объему и дорогим был «ЗИЛ». В комедии «Жених с того света», снятой в 1958 году Леонидом Гайдаем по сценарию Владимира Дыховичного и Мориса Слободского, есть такая фраза: «Обстановка стильная. <…> Ну, разумеется, холодильник. "ЗИЛ"».

Более доступными по цене, но менее шикарными считались «Саратов» и «Ленинград». В первом была очень маленькая морозильная камера, во втором она отсутствовала вообще. Покупали такие холодильники люди не слишком обеспеченные.

В 1960 году наша небогатая, мягко выражаясь, семья тоже приобрела «Ленинград»: без морозильной камеры, но с тихим нравом. Он не прыгал, не гудел и не трясся, поскольку был абсорбционным. У соседей — семейства писателя Раевского — был «Саратов». Мои дед и бабушка подкопили немного и купили «ЗИЛ». Папа завистливо вздыхал и успокаивал себя тем, что шкафообразный холодильник, который не помещался ни в маленькой кухне, ни в прихожей, а стоял в столовой, периодически угрожающе урчал и несколько секунд страстно дрожал — в общем, вел себя вызывающе. Казалось, «ЗИЛ» напоминал всем собиравшимся за обеденным столом в праздники и будни, что по части еды он тут самый главный.

В начале 1960-х спрос на холодильники резко увеличился. Эту тенденцию зафиксировали проводимые органами власти обзоры состояния торговли на местах. В Ленинграде, например, в первом квартале 1963 года в официальных списочных очередях на приобретение холодильника стояло около 50 000 человек. Превращению некоего предмета обихода в дефицитный товар в целом способствует не только его малое количество, но и большой мотивированный спрос. В случае с холодильниками можно наблюдать развитие в быту советских горожан нового отношения к ведению домашнего хозяйства.

После распространения холодильников отпала необходимость каждый день посещать магазины, чтобы купить свежие продукты. Непременная ежедневная готовка тоже уходила в прошлое. Всё это в конечном итоге меняло парадигмы распределения свободного времени.

Но еще сильнее структура и содержание досуга горожан менялись под воздействием телевизоров и магнитофонов, которые появились в быту именно в 1950–1960-х годах. Развитие научно-технического прогресса способствовало возникновению нового вида отдыха — просмотра телепередач. Сеансы опытного телевещания проводились еще до Великой Отечественной войны. Но относительно систематическими они стали в начале 1950-х. Тогда и появились в квартирах горожан первые телеприемники, прежде всего знаменитый «КВН-49», диагональ экрана которого составляла 18 см при общих габаритах 38 × 49 × 40 см. Телевещание зародилось в недрах большого стиля: неудивительно, что в конце 1940-х годов была введена система обязательной регистрации телевизоров, сохранившаяся и в годы ранней оттепели. Об этом, в частности, свидетельствует ежегодная публикация в прессе 1950-х годов следующих объявлений дирекций городских радиотрансляционных сетей: «К сведению владельцев телевизоров и радиоприемников! <…> Регистрация телевизоров (независимо от регистрации в телевизионных ателье) и радиоприемников обязательна гражданами — в почтовых отделениях по месту жительства. Радиоприемники подлежат регистрации в течение трех дней со дня приобретения, телевизоры — в течение 5 дней». Это был прямой контроль над частной жизнью.

Для большинства горожан появление телевизоров стало настоящей сенсацией. Михаил Герман вспоминал: «В воскресенье 25 мая 1953 года я специально пришел в наше академическое общежитие (общежитие студентов Академии художеств. — Н. Л.) посмотреть телевизор. До тех пор я видел этот диковинный прибор только в кино и волновался. <…> Я присутствовал при событии несомненно историческом — так мне казалось». Люди ходили к соседям и в гости «на телевизор» — свидетельством тому анекдот, датированный 1953 годом: «Гость входит в коридор коммунальной квартиры. "Леночка, а где мама?" — "Спит в ванной". — "А где папа?" — "Читает в уборной газету". — "Так веди меня в комнату". — "Нельзя. Там соседи смотрят телевизор"». Изображение изначально было черно-белым, но светились телеэкраны серовато-голубоватым светом. В 1960-х годах появилось словосочетание «голубые экраны», ставшее клише в периодической печати. На первых порах качество телевещания повсеместно оставляло желать лучшего. В комедии «Она вас любит», снятой в 1956 году на студии «Ленфильм» режиссерами Семёном Деревянским и Рафаилом Сусловичем по сценарию известного сатирика Владимира Полякова, есть показательная фраза: «Он так красив, что его даже телевизор исказить не может». После «КВН-49» советская промышленность стала выпускать и более крупные 12-канальные телеприемники. Появился массивный «Авангард» с закрывавшимся специальной сдвижной деревянной шторкой экраном с диагональю 30 см.

Властные структуры придавали большое значение телефикации страны. К началу 1960-х годов «голубой экран» стал для большинства советских людей окном в мир. Уже в 1961 году, по данным социологического анкетирования, просмотр телепередач занимал четвертое место среди форм досуга. «Из 100 опрошенных 67 в течение недели пользовались телевизором», — констатировали социологи и предположили: «По-видимому, в крупных городах телевидение вообще выдвигается на одно из первых мест среди других форм культурного воздействия на массы». Безусловно, телевещание подвергалось жесткой цензуре, но обязательная регистрация телевизоров в почтовых отделениях к середине 1960-х годов прекратилась. В 1965 году обладателями «голубых экранов», в зависимости от размера денежного дохода, являлись от 68 до 92 из 100 человек, а регулярные просмотры телепередач занимали от 20 до 40 % свободного времени. Эти данные подтверждают положение о том, что за счет научно-технического процесса досуг советских горожан индивидуализировался.

Впрочем, важнее телевизоров были магнитофоны, использование которых вообще не подвергалось контролю и цензурированию. Первые бытовые звукозаписывающие устройства появились сразу после войны. Это были магнитофоны «Днепр», громоздкие и дорогие. Даже в начале 1960-х годов приобрести такую технику могли далеко не все. Любопытную деталь удалось найти в романе-мемуаре Дмитрия Бобышева. Он описывает состоявшуюся где-то в начале 1960-х годов поездку на дачу к известному ленинградскому литературоведу профессору Борису Мейлаху. В качестве подарка хозяевам фигурирует «магнитофонная лента с голосами московских поэтов». «Весь фокус состоит в том, — отмечает мемуарист, — что ее негде проиграть, а у Мейлахов наверняка есть магнитофон, и голоса эти будут если не подарком, то особым аттракционом к семейному празднику».

В середине 1960-х годов звукозаписывающая техника заметно модифицировалась: в продаже появился магнитофон «Астра», имевший две скорости, лучшее качество звучания, дополнительные выносные акустические системы, кассету с длиной ленты 350 м вместо 160 м. Это был результат развития техники, но особая миссия магнитофона обуславливалась вездесущей цензурой. Она не давала обычным людям доступа к новинкам западной музыки, иногда прорывавшейся в эфир. На магнитофоны записывали прежде всего песни The Beatles, которые официально не тиражировались в СССР в 1960-х годах. Можно сказать, что четыре английских музыканта спровоцировали «магнитофонную революцию» в Советской стране. Мой однокашник и коллега историк Михаил Сафонов ярко описал детали процесса записи на магнитофоны 1960-х годов: «Кассет тогда не существовало, и мы пользовались бобинами. Пленка постоянно рвалась, ее приходилось склеивать самодельным клеем, который издавал жуткий запах. Перемотка часто давала сбой, приходилось мотать руками». Магнитофон стал неизменным спутником бардовской (авторской) песни. Она сформировалась как важный пласт советской культуры и повседневности в 1960-е годы. Публицист и литературный критик Лев Аннинский вспоминал свою первую встречу с Булатом Окуджавой в одной из московских коммуналок. Поэт пел под гитару. Сосед по коммуналке, послушав какое-то время, «кинулся к себе и вернулся, таща свой "Спалис" или "Днепр" — такой же огромный, ящероподобный, как все магнитофоны той поры, с помощью двух монет он состыковал шнуры и подключился к нашему». Песни Александра Галича и Юрия Визбора, Булата Окуджавы и Новеллы Матвеевой, Юрия Кукина и Юлия Кима, а главное, Владимира Высоцкого распространялись в советском обществе именно благодаря магнитофонам.

Полит.ру

Мы в Vkontakte     Мы в Telegramm     Мы в ЖЖ     Мы в Одноклассниках