Песни от главной

Людмила Петрушевская не перестает удивлять. Каждый раз, когда я принимаюсь о ней писать, узнаю что-то обязательно новое. Например, известно, что при рождении ее назвали Долорес в честь пламенной испанский коммунистки-революционерки Долорес Ибаррури. Но я не знал, что оказывается этому предшествовала историческая встреча. Знаменитая испанка случайно проходила мимо коляски, где спала будущая писательница, и, метнув туда жгучий взгляд, одобрительно произнесла: «Que linda!» (Какая красавица!)

Какое-то время Петрушевская промучилась с этим экзотическим иностранным именем, которое категорически не подходило для нищей советской жизни. Но потом взмолилась, чтобы ей его сменили на что-то более общедоступное и понятное, типа Людмила, Люся. Когда, много лет спустя, Петрушевская начала свою певческую карьеру, имя Долорес подошло бы ей даже больше. И на афишах бы смотрелось эффектнее. «Для вас поет Долорес!» Впрочем, если человек хочет петь, его уже не остановить. Он будет петь всюду и всегда. При любых режимах и обстоятельствах. На свадьбах и похоронах. В ночных клубах для избранной публики и под открытым небом на площади для всех. Место и время не имеют никакого значения! С этим даром надо родиться. Этот огонь никогда не погасить. И даже когда голос «пройдет» — а такое бывает сплошь и рядом, — все равно остается интонация. Остается неистребимая потребность быть на сцене, простирать прямые трагические руки к зрительному залу, улавливать его дыхание и тайные вибрации и в конце концов обязательно дождаться, когда робкие, неуверенные аплодисменты перейдут в неистовую овацию.

Сейчас я описываю самое первое впечатление от «Кабаре пани Петрушевской». Тогда, в 2009 году, еще никто не верил, что в таком почтенном возрасте можно начинать карьеру концертирующей певицы. Но она начала… и, похоже, останавливаться не собирается.

Впрочем, много лет назад никто не верил и в то, что тексты Людмилы Петрушевской будут когда-нибудь напечатаны тысячными тиражами, а пьесы поставлены в лучших театрах нашей необъятной родины и далеко за ее пределами. Тогда еще был вовсю Советский Союз, еще правил Брежнев… Уже шла война в Афганистане, или вот-вот она должна была начаться. Не помню. Время самиздата на папиросной бумаге и театральных подвалов, смахивающих на бывшие бойлерные. Время крошечных, неудобных сцен в профильных заведениях типа лектория в Театральном музее им. А. А. Бахрушина. Именно там впервые мы встретились. Точнее, я увидел ее. Высокую неулыбчивую женщину в ситцевом платье до пола, с тетрадкой в руках, куда была переписана пьеса «Анчутка». Ее-то она и читала подчеркнуто бесстрастным, нейтральным голосом. Будто диктовала телефонную книгу или зачитывала прейскурант какой-нибудь химчистки. И кланялась она как-то сухо-небрежно, всем видом давая понять, что наши восторги ей не очень-то интересны. Она уже тогда была звездой самиздата. А вокруг шла подпольная, маргинальная, катакомбная жизнь, до дрожи похожая на ту, что происходит теперь в Пространстве «Внутри», где идет спектакль по ее триллеру «Черное пальто». Все повторяется.

Мы ходим одними и теми же маршрутами, спускаемся по одним и тем же лестницам, радуемся одному и тому же: не посадили, отпустили, еще не на нарах… Весь театр Петрушевской вышел из этой подвальной, влажной, душной тьмы, из унылой привычки к несчастью, к несвободе, которую никто уже не замечает, настолько с ней все свыклись и сжились. Но вдруг в эту тьму и затхлость влетает ледяной ветер. Звенят стекла в окнах, сцену заполняет дым, часы бьют полночь. И тогда появляется Она. Петрушевская — женщина-вихрь, женщина-возмездие, женщина-вызов. Одним словом, trouble woman.

С самого первого ее появления было что-то в ней от булгаковской Маргариты, врывавшейся на помеле в квартиру критика Латунского и громящей все на своем пути. Коллеги-драматурги ее сторонились, режиссеры откровенно побаивались, не понимая, с какого бока подступиться к ее пьесам, театроведы не знали, какую родословную ей лучше придумать. Кто-то пытался приписать ей в предшественники Беккета и Ионеско. Типа Петрушевская — русский вариант театра абсурда. Кто-то всерьез считает ее родоначальницей русского хоррора. Тому, кстати, имеется вполне весомое подтверждение — Всемирная премия World Fantasy Award (WFA), полученная ею в 2009 году за сборник «Жила-была женщина, которая хотела убить соседского ребенка. Страшные сказки и истории». Но почему-то никто еще не догадался, что у Петрушевской в мировой литературе есть вполне конкретный прародитель — это Николай Васильевич Гоголь. А самый ее любимый собеседник на всю жизнь — Марсель Пруст. В компании этих двух странноватых мужчин с усами она смотрится наиболее органично и естественно. Все трое родственники по духу, по писательскому ремеслу, по каким-то основам миропонимания.

Уверен, если бы жилищные и домашние обстоятельства позволяли, Петрушевская сумела бы поднять какую-нибудь махину типа «Мертвых душ» или многотомную эпопею «В поисках утраченного времени». И уже сейчас была бы Нобелевским лауреатом. Но обычно у нее на все про все было три дня и три ночи. Да еще стиральная машина в ванной вместо письменного стола, на которой она, прячась от детей, сочиняла свои шедевры. Именно там появились на свет «Уроки музыки» и «Три девушки в голубом». Почти в той же ситуации цейтнота и сорванного дедлайна родился ее великий роман «Время ночь».

У меня в памяти занозой застряла финальная фраза, сказанная дочерью главной героини Анны Адрияновны про свою покойную мать: «Она была поэт». Наверное, тут и следует искать тайну феномена Людмилы Петрушевской. За свою жизнь она перепробовала множество самых разных ролей и побывала в самых разных амплуа: нищая девочка-сиротка, Козетта из «Метрополя», столичная фря-журналисточка из модного журнала «Кругозор», отверженная писательница с тремя детьми, которую никто не хочет печатать, главный драматург МХАТа и любимый автор самого Олега Николаевича Ефремова. Она и певица, и исполнительница собственных песен, и художник, и мультипликатор. И мать, и бабушка, и прабабушка… Всех ее ролей не счесть. Но прежде всего она, конечно, Поэт. Именно так, в самом подлинном, можно сказать, архаическом смысле этого слова. Ей дано слышать голоса. Она, как и полагается поэту, всю жизнь слагает гимны, сочиняет песни. Для полного сходства с античными образцами, кажется, не хватает только лютни. Зато у Петрушевской есть свой джаз-банд, который за прошедшие годы сменил несколько составов и названий.

Почему-то сейчас вспыхнуло в памяти название «Керосин». Так называлась первая группа, с которой Петрушевская начинала свою певческую карьеру. По натуре она вечная поджигательница. Вместо микрофона у нее бикфордов шнур. И каждая песенка как «коктейль Молотова». Так много всего там у нее понамешано — и французский шансон, и бразильский карнавал, и португальское фадо, и русские эмигрантские романсы… На концерте время от времени она принимается перебирать бумаги на пюпитре, как перебирают старые любовные письма перед тем, как их сжечь. Она так и поет свои лучшие песни, будто прощаясь навеки со своими любимыми. Словно боится не успеть сказать им самые важные слова, дать самые необходимые инструкции, напеть им самые главные мелодии. На самом деле мы и так все помним. И радостно бросаемся подпевать. И «Бесаме мучо», и «Les Champs-Elysees», и «Нет, Григорян» (ее самодельная переделка гимна Эдит Пиаф «Non, je ne regrette rien»).

Петрушевская расправляется с мировыми хитами без особых церемоний. Иногда, впрочем, она сочиняет не только новые стихи, но и саму музыку. К безусловным авторским удачам можно отнести и ее чудесную песню «Не привыкай к дождю». Покойная Марина Голуб говорила мне, что в дни самого черного отчаяния она бесконечно заводила эту песню, дававшую ей силы дышать и жить дальше. «Не привыкай, не привыкай к дождю», — молил голос в наушниках. И боль, терзавшая Марину, кажется, потихоньку отпускала.

Это ведь тоже цель и назначение поэта — давать утешение, дарить надежду, отводить беду, заговаривать несчастье. Увы, в данном случае это Петрушевской не удалось. Марина должна была играть главную роль в спектакле «Он в Аргентине» по пьесе Петрушевской в постановке Дмитрия Брусникина. И даже успела выпустить премьеру. А дальше нелепая, страшная авария на пересечении улицы Лобачевского и проспекта Вернадского, оборвавшая ее жизнь. И теперь, когда я слышу, как Петрушевская поет «Не привыкай к дождю», всегда думаю о заводной, никогда не унывающей, всеобщей подруге и любимице Марине, Мане Голуб.

Вообще с актрисами Петрушевской невероятно повезло. В ее пьесах играли Инна Чурикова, Ангелина Степанова, Валентина Талызина, Татьяна Пельтцер, Елена Фадеева, Ия Саввина, Татьяна Щуко, Лия Ахеджакова, Роза Хайруллина, ну и Марина Голуб, конечно. О каждой из них можно было бы сейчас сочинить поэму. Женский хор под управлением Людмилы Петрушевской. Кем-то из своих актрис она была недовольна. С кем-то ссорилась, на кого-то обижалась. Но сейчас это уже история, большая книга великих актерских судеб, коллективный портрет времени, который хочется разглядывать бесконечно, от которого нельзя оторваться. На их фоне мужчины терялись. Хотя парни из «Чинзано» и «Дня рождения Соколовой» были прекрасны. Но за героев их Петрушевская никогда всерьез не держала. Случайные попутчики, пахнущие дешевым вином и плацкартными вагонами, готовые в любой момент сбежать, исчезнуть, раствориться в тумане. Ищи их потом свищи.

Зато после них остаются дети — оправдание всему на свете. Смысл жизни. «Она всегда за детей», — недовольно морщился Олег Николаевич Ефремов, силясь понять то, что ему было категорически чуждо и совсем неинтересно. Ну дети! Они же все равно когда-нибудь вырастут и уйдут… К чему тогда все эти страдания и крики? При этом к Петрушевской он относился нежно. С любопытством старого хищника, присматривавшегося к новой добыче. Он ей тоже нравился. Жаль, что встретились поздно. Ничего, кроме «Московского хора», он так и не поставил.

Впрочем, театр Петрушевской — это не только сцена. Это прежде всего ее тексты, ее гениальные лингвистические конструкции, все эти «пуськи бятые» и «парадоски», которые вошли в материю русской жизни, став мемом, паролем, сигналом, что здесь свои и можно расслабиться. И лучший мультфильм всех времен и народов «Сказка сказок» — это тоже отчасти ее создание. Хотя понять, где там кончается Норштейн с Франческой Ярбусовой, а где начинается Петрушевская, невозможно. Но какие-то нити, произвольно выдернутые из ткани «Сказки», неизменно приводят к ее прозе, стихам и пьесам. Эти танцующие в одиночку женщины, едва прорисованные легкими карандашными штрихами, и грустноглазый Волчок, похожий на потерянного пса, и рвущая душу мамина песня о том, что «не ложися на краю, придет серенький волчок и ухватит за бочок, и потащит во лесок…». Это все, конечно, она, великая сказочница, русская сестра андерсеновскому Оле Лукойе. Как известно, тот носил под мышкой два зонтика, которые раскрывал над спящими детьми. Для детей, которые вели себя хорошо, был предназначен сон с красивыми картинами. А непослушные дети во сне не видели ничего, потому что им полагался обычный черный зонт без всяких сновидений.

Зонт, который держит над нами все эти годы Людмила Петрушевская, — это зонт-оберег, зонт-талисман. Причудливое и странное создание, сквозь волшебную материю которого звезды сияют ярче, а солнце греет, но никогда не обжигает. Защитница всех обиженных и оскорбленных, покровительница всех брошенных и забытых, элегантная пани в шляпе и перстнях, умеющая бить чечетку и готовить вкусный супчик из сырка «Дружба». Мы живем в ее время. Мы говорим ее словами. Мы поем ее песни. Мой дом там, где ее книги и ее рисунок — нежная белая акварельная роза, которую она подарила мне на день рождения много лет тому назад.

С Праздником, дорогая Людмила Стефановна! Живите долго.

Ваш С. Н. Sergey Nikolaevich

Петербургский театральный журнал

Мы в Vkontakte     Мы в Telegramm     Мы в ЖЖ     Мы в Одноклассниках

Поделиться с друзьями

Будьте в курсе событий вашего города

Будьте в курсе событий вашего города

Мы в соцсетях

Новости

29.03.2024
Люди
Мужчина бросил все, три десятилетия жил один в лесу и стал легендой

Летом 1968 года на берегу безлюдного озера, окруженного горами, приземлился небольшой одномоторный самолет. Из него вышел человек средних лет, вытащил из салона несколько сумок, помахал пилоту и оглянулся.

29.03.2024
Здоровье
Помолодели на пять лет за два месяца. Итоги необычного эксперимента

Вокруг индустрии красоты и молодости вращаются миллионы долларов. А что если не тратиться на процедуры, а просто поменять отношение ко сну, физкультуре и питанию?

28.03.2024
Искусство
Продолжение серии фотографий "А что, я стану облаком?"

Художник Катя Сытник видит мир по-своему. Мы рады публиковать сделанные ею портреты старшего поколения.