“Последние камни добрасываю“. Разговор с одним из старейших врачей Казахстана о возрасте и профессии

Профессору, доктору медицинских наук, одному из основоположников казахстанской эндокринологии Михаилу Ефимовичу Зельцеру исполнится 95 лет. Корреспонденты Tengrinews.kz встретились с ним и узнали, почему профессор до сих пор работает; как так получилось, что в детстве два года он провёл в Акмолинском лагере жён изменников родины; что думает о современной медицине и как относится к собственному возрасту.

Про возраст

— Сейчас грех жаловаться, а месяца четыре назад ходил на костылях. Как 88 лет исполнилось, всякие бяки со здоровьем у меня начались, а до этого на протяжении 13 лет ни одного горнолыжного сезона не пропускал — в 75 лет встал на лыжи! Потом два инфаркта, проблемы со спиной. Начали меня мои коллеги лечить: пять операций и толку никакого, всё хуже и хуже, — рассказывает Михаил Ефимович, которого я спрашиваю про здоровье. Говорит, кричал, когда нужно было встать утром и разогнуться. Вечером лечь — не меньшая мука. На костылях из одной комнаты до другой дойдёт, приходится садиться и отдыхать. Сейчас чуть отпустило: по квартире профессор ходит сам, без трости.

— Нашёл лекарства, небольшую физнагрузку подключил — ничего, распрямился. Не могу сказать, что полностью всё прошло — спина побаливает. Но всё равно грех жаловаться, — оптимизма у Зельцера не отнять.

— Я окончил 1-й Ленинградский медицинский институт. Большой курс, кажется, нас 430 человек выпускалось. В живых осталось, может быть, семь-восемь, а продолжаю работать только я.

— Почему до сих пор принимаете пациентов? Необходимость? Ваше желание?

— В финансовом плане я вполне мог бы прожить без работы. Но не знаю, куда себя деть, если не принимаю. Когда ко мне приходят больные, я чувствую себя человеком в полном смысле этого слова.

— Не сложно? Медицина так быстро меняется, всё время нужно обновлять знания…

— Совершенно справедливо. В этом плане у меня непростая ситуация: вижу плохо, но слушать могу. Что, конечно, хуже, чем читать самому, особенно если речь идёт об иностранной литературе. Это недостаток. Но, надеюсь, в какой-то степени он компенсируется моим врачебным стажем — все-таки 71 год. Стараюсь быть максимально внимательным. И, думаю, мои пациенты чувствуют, что они для меня не просто предмет для работы, а живые люди, которым я пытаюсь помочь.

23 сентября Михаил Ефимович отметит юбилей в узком семейном кругу. Но, говорит, этим ограничиться не получится. 15 ноября — день диабета. И эндокринологи (а почти все в Казахстане — ученики самого Зельцера или ученики его учеников) задумали совместить эту дату и день рождения учителя. Юбиляр морально и физически готовится.

— Праздники в моём возрасте — довольно хлопотное занятие, но что поделаешь? Поставлю обезболивающий укол и пойду на собственный день рождения, — улыбается. — Несколько месяцев назад меня пригласили на 80-летний юбилей моей ученицы. Поздравляя её, я сказал: "80 лет — серьёзная дата, можно подбивать предварительные итоги".

— А на 95-м году? — смеюсь.

— Тут уже предварительными не отделаешься, пора по всем статьям итоги подводить. Я мысленно прикинул перед нашей встречей. Родился в Ленинграде в 1930 году. В Ленинграде же учился, перенёс блокаду, дважды эвакуировался. А до этого, в 1938 году, расстреляли моего отца. Маму отправили в Казахстан в Акмолинский лагерь жён изменников родины, известный всем АЛЖИР. Маму освободили в 1942 году, но уезжать не разрешали. В 1944 я приехал к ней. Мы вместе прожили в акмолинском лагере два года. Два дня, которые я помню, несмотря на неизбежный в моём возрасте склероз: день начала и день конца войны — его я встретил в АЛЖИРе.

Мы с мамой вернулись в Ленинград. Я поступил в медицинский. А в 1949 году маму повторно осудили, когда началось печально знаменитое дело врачей. Она попала в КарЛАГ. Кто ж тогда знал, что почти вся моя взрослая жизнь будет связана с Казахстаном.

Года три-четыре назад журналисты уговорили меня съездить в АЛЖИР. Мы добрались до музея, поднимаемся по лестнице с первого этажа на второй, а там галерея — фотографии узниц на стенах. Поднимаю глаза: портрет моей мамы. Вы знаете: меня затрясло. Сопровождающие, надо отдать им должное, минуты две меня не трогали, пока я в себя не пришёл. Столько лет прошло, а эмоции не отпускают…

Про профессию

— Моя покойная мама всегда соглашалась с моими мечтами о выборе профессии, что бы я ни придумал. И, перебрав много вариантов, я сначала пошёл в ленинградский кружок физиологии во Дворце пионеров, а потом решил стать врачом. И с тех пор занимаюсь медициной, о чём ни разу не пожалел.

— Сейчас посоветовали бы своим внукам или правнукам поступать в медицинский?

— Несомненно. Это сфера, в которой найти себя может человек с любыми интересами и темпераментом.

Михаил Ефимович рассказывает, как начинал карьеру. Первое место работы — больница в небольшом посёлке тогда в Гурьевской, а сейчас в Атырауской области (к слову, по дороге туда он заезжал в КарЛАГ, где мама Михаила Ефимовича продолжала отбывать срок). Больница — стены да несколько кроватей. Свет дают на два часа, какая уж лаборатория или рентген. Из транспорта — бык, запряжённый в телегу, и легковушка старенькая. Радиус обслуживания: 150 километров. Профессор вспоминает, как первый раз поехал в отпуск в Ленинград в 1955 году. Вернулся осенью и неделю не мог попасть в своё село — из-за непогоды дороги развезло.

— Как-то я вёз в больницу мальчика лет семи, предполагал у него туберкулёзный менингит. Ребёнок без сознания, погибает. И мы застряли километрах в четырёх от больницы. Я его на плечи и понёс, а как иначе? — вспоминает.

— А сейчас, что вы… технические возможности медицины, даже на селе, выросли несопоставимо. Медицина из всех прикладных наук добилась, вероятно, наибольших успехов. Когда я начинал работать, смертность от пневмонии составляла 50 процентов. Хирург, умеющий оперировать на желудке, считался виртуозом. Массовые инфекции: сифилис, бруцеллез, туберкулёз. Ткни пальцем — обязательно попадёшь во что-то, а иногда и во всё сразу.

Позже Зельцер не без труда, но поступил в аспирантуру в мединститут в Алма-Ате (теперь — Алматы). Можно сказать, поехал вслед за женой, которая поступила в мед. Михаил Ефимович всегда подчёркивает, что она была его первой пациенткой. В Алма-Ате — Алматы он сделал карьеру: где только не работал и не консультировал — страницы не хватит перечислить. Обобщу и при этом не ошибусь: был одним из врачей, благодаря усилиям которых в Казахстане появилась служба эндокринологии.

Про современную медицину

— Михаил Ефимович, вы же всё чаще в роли пациента. Как нынешнюю медицину оцениваете?

— Сейчас идёт совершенно отчётливый уклон, это одновременно хорошо и плохо, в инструментальную медицину. Правят приборы и исследования. В целом диагностика стала, вероятно, лучше, но при этом врачу нельзя голову выключать, надеяться только на компьютер. Хотя, может быть, я ворчу.

— Врачей сейчас и ругают, и бьют, ими вечно недовольны. Говорят: раньше врач для пациента — царь и бог, а сейчас пустое место.

— Медицина была и останется дисциплиной, которой будут недовольны. У меня умер родственник, мне совершенно всё равно, что 20 других больных с таким же диагнозом поправились. Пациенты всегда ворчали: лечат плохо, ничего не умеют. Вряд ли врач сейчас стал жить хуже. Мне кажется, наоборот. А что касается отношения к врачам. Вы знаете, он и раньше не был царь и бог. По-всякому бывало. От врача, от самого себя многое зависело и зависит.

Михаил Ефимович вспоминает недавнюю историю. Пришёл, как он выразился, "поправить хрусталик", в одну из ведущих офтальмологических клиник, где его уже несколько раз оперировали. Реаниматологи посмотрели (в анамнезе у пациента два инфаркта) и один другому говорит: "А зачем это тебе надо?" Зельцер не промолчал: "Вы отказываете в операции не потому, что она мне не нужна и не потому, что она очень опасна, а потому, что не хотите напрягаться. Думаете о себе, а не обо мне".

Оперировать профессора не стали. Благо, нашлась знакомая хирург, настояла, чтобы Зельцеру всё-таки помогли.

— Меня уже должны везти в операционную, реаниматологи ещё раз проверяют моё состояние и констатируют: "У вас инфаркт". И пешком отправляют меня в центр кардиологии (он расположен по соседству — прим. автора). Удивительное дело, — разводит руками. — Человека с инфарктом, пешком. Инфаркт не подтвердился. Хрусталик поправили, но в другой, частной клинике, операция заняла всего полчаса.

— И это Вы — профессор, известный врач…

— Заслуженный деятель, и так далее, и тому подобное. Я в этом институте консультировал когда-то.

— Вооот… а обычному человеку, что делать?

— Эта профессия чревата неприятностями и для врачей, и для пациентов. Не думаю, что в этом плане что-то принципиально изменилось. У меня много учеников. Не соврать бы, только кандидатов и докторов наук больше 30. Бывали толковые, знающие, но они не переживали за больного — и у них результат лечения был хуже. Человеческий контакт очень важен. Ко мне часто приходят молодые люди: "Вы мою бабушку лечили. Вы моего дедушку лечили". Если больной чувствует, что ты к нему с душой относишься, он к тебе вернётся. Я такие стихи по этому поводу сочинил:

Моим пациентам сердечный привет

Вы сила моя, не иначе.

Вы терпите стойко аж 70 лет

Ошибки мои и удачи.

— Михаил Ефимович, по каким вещам, которые из-за возраста стали недоступны, вы больше всего скучаете?

— Пожалуй, по горным лыжам. Смотрю на лыжников с белой завистью. Я после первого инфаркта решил покататься. До половины горы раза три спустился и полез за нитроглицерином. Уже не то. До болезни каждое утро я отжимался минимум сто раз. Незадолго до первого инфаркта установил личный рекорд: отжался 154 раза. Я вам покажу, что сейчас максимум себе позволяю.

Подходит к письменному столу. Делает упор руками и отжимается.

— Вот, это мой максимум. Ещё махи руками и ногами, — показывает. — Это, конечно, жалкие попытки. Когда я выхожу играть в шахматы в соседний сквер, от моего дома это метров 200, прогулка рассматривается моими детьми как величайшее достижение.

Меня довольно часто спрашивают, в чём секрет долгой жизни. Я эти правила всегда перечисляю: Первое. Нельзя забывать, что за самыми чёрными тучами всегда синее небо. Второе. Нельзя терять чувство юмора, в первую очередь, по отношению к самому себе. И третье. Нужно работать. Не важно, в профессии или над собой. Главное, продолжать что-то делать.

— Когда подходишь к такому возрасту, по-другому смотришь на себя и на свою жизнь?

— Во-первых, я сочинил себе эпитафию:

Он принимал своих больных почти до смерти.

Быть может, малость запоздал.

Ждут в очереди черти.

А если серьёзно. Есть время собирать камни и время камни разбрасывать. Сейчас я последние камни добрасываю. Это, конечно, не придаёт бодрости, хотя я стараюсь с юмором относиться к самому себе и к своим болячкам. Куда не ткнёшь, везде болит. Это мешает. А возраст? Куда денешься? Все там будем. Но я каждый раз повторяю: мне грех жаловаться.

Tengrinews.kz

Читайте также:

Запуск онлайн программы для начинающих предпринимателей старшего возраста «Взрослые дела»

Карикатурист момента: 125 лет исполнилось со дня рождения Бориса Ефимова

Во Владимире завершила трудовую деятельность врач с рекордным 67-летним стажем работы

НАШИ СОЦИАЛЬНЫЕ СЕТИ

Поделиться с друзьями

Будьте в курсе событий вашего города

Будьте в курсе событий вашего города

Мы в соцсетях

Новости

25.10.2025
Спорт
Возраст спорту не помеха: 92-летняя красноярка проводит уроки физкультуры для пенсионеров

— Почему я так долго живу? Всё благодаря физкультуре и семейному счастью!

24.10.2025
Люди
«Мой горн уже горит»: народный кузнец Борис Неустроев-Мандар Уус отмечает 80-летний юбилей

20 октября исполнилось 80 лет заслуженному работнику культуры Якутии, лауреату Государственной премии Республики Саха (Якутия) им. П.А. Ойунского, академику Академии духовности РС(Я), народному мастеру Якутии, почетному гражданину Таттинского улуса Борису Неустроеву-Мандар Уус.

Активная старость по-китайски: пение, танцы и новые увлечения соседей хабаровчан

Выйдя на заслуженный отдых, представители старшего поколения Китая продолжают образовательный путь.